Человек ищет счастья

Человек ищет счастья. Это вполне нормально. Правда, для одного оно получает свою актуализацию вблизи близких людей, для другого – в успехе, карьере, заработке, признании, для третьего – в искусстве и так далее. Самое интересное, вероятно, в том, что там, где отсутствует сухой расчет и меркантильный интерес, и наличествует живой и творческий поиск, возникает ряд поведенческих особенностей, которые обычно связывают с некой «чудаковатостью», при этом приговаривая в адрес такого чудака: «я, конечно, все понимаю, но зачем же вот так усердствовать? Если чем и увлекаешься, то делай все в меру, без фанатизма», то есть, как говорится, «Eat at pleasure, drink with measure», и старайся не выделяться из толпы. По этому поводу у христиан есть немало возражений.

В качестве одного из них, хотелось бы привести мысль Саймона Тагуэлла - английского христианского автора, который, размышляя над Заповедями блаженств, и сверив свои мысли с тем, что однажды оставили в памяти Церкви ее отцы IV–V веков, понял, что «вполне приличный», «хороший» человек, стремящийся жить «правильно» - это как раз карикатура того, кого Христос называл блаженным (по-русски - счастливым), и кто по Его же словам достоин Царства небесного. В своей книге «Reflection on the Beatitudes» («Беседы о блаженствах». Христианская библиотека: Нижний Новгород, 2013. Пер. Трауберг Н.Л.), автор пишет о том, что «христианин обязан учиться искусству слабости, беспомощности, неудачи. Он должен знать, что когда мы слабы и беззащитны, Бог видит нас, любит, даже хвалит. Размышляя о Евангельских блаженствах, не думайте: «Это – о каких-то неудачниках». Радуйтесь, если это о вас. Не думайте: «Надо бы им помочь»; помните, что они блаженны».

Учитывая сказанное и вообще, суммируя евангельское слово и многовековой опыт христианской жизни, надо в особенности отдать должное тому человеку, который красноречиво и доходчиво показал, что эти самые заповеди блаженств – реальность, за гранью которой только пустота, где поиски Бога бессмысленны, а мораль и нравственность имеют нулевые значения, так как там нет Царства небесного. Речь идет об апостоле Павле.

Это его письма к разным христианским общинам средиземноморья мы читаем или слышим ежедневно в храме за богослужением. Это он сначала гнал христиан, а затем сам был узником за Христа распятого. Это его слова цитировали даже безбожники, выводя белой краской строки «Кто не работает – тот не ест» на своих кумачовых транспарантах в клубах трудовых коммун. Это с его языка сорвалось пламенное «любовь – терпит все». Но как бы ни были красивы слова, у него было то, что гораздо более теперь украшает память о нем – его собственная жизнь. Если посмотреть на нее – охватит не то досада, не то ужас, потому как жизнь эта была насыщена горем и страданиями. Многие читали Солженицына, листали строки Шаламова, но знает ли теперь современный человек – особенно «среднестатистический», - что страдания просто ради светлой идеи, ради «светлого будущего», разрушительны. Это понял Достоевский, когда решил довести до логического конца свои размышления о будущем «Братьев Карамазовых». Страдания человека имеют свою ценность, когда они переносятся за Христа. Таков был вывод апостола Павла. Этого, увы, не понять многим, причем не только людям, весьма далеким от веры, брезгующих христианским образом жизни и высмеивающим попытки других как-то соответствовать нормам христианской жизни и мысли. Этого, порой, не понять и тем, кто записывает себя в «православные» на Святках, на Пасху, или во время, скажем, крестин. Впрочем, и человека, возможно, регулярно ходящего в храм можно спросить относительно того как он сам понимает свою веру, и согласовывает ли он ее с верой Церкви, и если «да», то как можно понять слово «апостольская» в том самом главном доктринальном тексте, который произносится ежедневно в домашней молитве, перед таинством крещения, во время литургии перед Причащением – Символе веры?

Если строго – то это историческая, иерархическая и мистическая преемственность от апостолов, которых научил Христос, а после его вознесения – Дух Святой. Однако хочется поставить вопрос иначе, спросив себя: «а апостольство – это что такое?». Если апостолы были посланы проповедать Евангелие по всему миру, то они этим занимались до самой смерти. Но вот мы живем днем настоящим, помним об апостолах, пытаемся блюсти все что они передали посредством проповеди, однако иногда полезно задуматься о том, имеем ли мы, - пребывающие в апостольской вере, - дух апостольский? Для проверки многого не нужно. Достаточно немного сверить, как говорит Патриарх Кирилл в своих проповедях, свой камертон с камертоном апостолов. Что же получится? Для сравнения можно взять текст из I послания к Коринфянам (глава 4, стихи 9-16), который читается во вторник 22 октября. Из отрывка видно, что жизнь апостола Павла, это:

• нечто необычное для ангелов и для людей;
• бессмыслица с точки зрения «современного» человека;
• постоянная слабость;
• жажда и голод;
• нагота и побои;
• скитание по миру;
• труд;
• перенесение злословия;
• изгнанничество;
• терпение клеветы;
• он сам, и подобные ему - отбросы этого мира, дорожная грязь;

Итог всего: «подражайте мне, как я Христу»

После прочитанного отрывка, если честно, хочется помолчать. Возникает такое ощущение, что наши ежедневные трудности ничуть не делают нас ближе к Христу, а скорее, из-за нескончаемого ропота и недовольства и вовсе отрывают от Него. Ведь что могут обозначать все эти пункты, кроме как то, что апостол Павел – неудачник по мирским меркам: ни успеха, ни власти, ни почета, ни выгоды, ни рукопожатия влиятельных людей, да и просто благосклонности «общественного мнения». Ему нет места в этом мире, он здесь странник, его предает его паства, по пятам идут клеветники, впереди – суд и смерть.

Может показаться, что в такой жизни вообще нет никакого смысла. Ведь неспроста Эрих Фромм в своей работе «Революция надежды» высказал мысль о том, что человек ХХ-го века перестал бояться смерти именно как метафизической проблемы, хотя, с другой стороны, его объял страх и тревога от жизни, причем именно от ее проживания, что, кстати, обнажилось со всплеском суицида. Понятно, что на бытийном уровне все эти проблемы связаны с мировоззренческим кризисом постхристианской Европы, вкусившей дурман сциентизма, либерализма и прочих «измов». Но вся проблема в том, что в обычной жизни человек может и не доводить дело до петли, однако же тревога, как голос внутреннего дискомфорта определенно отражает его страх - человека, разуверившегося в существовании Бога, вечной души, загробной участи, - связанный с необходимостью терпеть и вынашивать боль от проживания жизни в ожидании смерти, которая положит своей пустотой конец всякому страданию. В таком контексте единственной отдушиной становится тяга к наслаждениям, в результате чего образуется своеобразный образ жизни, принимающий наслаждения и всячески ограждающий себя от страданий и бед.

У апостола Павла диаметрально противоположный взгляд. Павел протестует против такой мысли говоря, что смерть для него – встреча с Христом, а сама жизнь – постоянное умирание, чтобы через терпение всего этого ужаса (он называет это «мертвость Иисуса в теле моем») достичь настоящей цели, к которой бы никогда не привела его безмятежная фарисейская праведность «от Закона», и с которой он навсегда распрощался, когда явившийся ему на пути в Дамаск Христос обжег его сердце Своей любовью и теплой привязанностью к Нему.

В самом деле – даже ангелы могли бы удивиться тому, как Бог тихо пытается протиснуться в человеческую жизнь, так как в жизни апостола нет того триумфа и силы, с которой Бог доказывал человеку свою «настоящесть», как это было при исходе из Египта, на Синае, в дни Моисея и Илии. Как раз наоборот - от апостола Павла мы получили простой и совершенный урок Всевышнего, особенно относящийся к тем, кто горюет и плачет, кто страдает и терпит, кто обижен и брошен: «Сила Моя в немощи [твоей] совершается». Аминь.



Иерей Дионисий Зубан.


Наверх