Официальный сайт
Свято-Успенского кафедрального собора
города Тихорецка

Антипасха

В церковном календаре этот день отмечен красным цветом, церковный устав настоятельно предписывает тот порядок службы, который характерен только для двунадесятых, то есть самых значимых праздников церковного года, тогда как у этого дня есть еще другое имя – Фомино воскресенье, связанное с событием уверения апостола Фомы. Таким образом, первый воскресный день после радостной пасхальной недели ставит сразу несколько вопросов, связанных с его названием и, конечно же, содержанием.

По всей видимости, первое, что невольно режет слух неискушенного человека, так это пришедшая из греческого языка приставка «анти», за которой в современном русском языке прочно закрепилось свойство окрашивать в негативные цвета все, что как-нибудь с ней соприкасается: «антихрист», «антиискусство», «антимитинг», и так далее. Но эта особенность данной приставки, привычная в обычном разговорном языке, уже неуместна для языка науки, и, например, любой физик невольно пожмет плечами, поскольку понятия «антивещество», «антиматерия» никакой нравственной нагрузки не содержат, а всего лишь ведут мысль человека в привычном философском русле, где «анти», означает «вместо», или «напротив».

В данном случае Антипасха есть ни что оное, как воскресенье, стоящее по другую сторону от первого дня Пасхи. Впрочем, если быть более внимательным, то можно заметить, что само богослужение Антипасхи, сквозь призму своих текстов, дает более широкое понимание этого дня в пасхальном цикле. Антипасха – это еще и день, который в каком-то смысле «перекрывает» Пасху: многие пасхальные тексты заменены теми, которые сфокусированы на так называемом уверЕнии Фомы. В Евангелии от Иоанна (20 глава, стихи 19-31) описывается эта история.

В какой-то степени, можно сказать о том, что Церковь вновь говорит о Христовом воскресении, несколько меняя контекстные рамки. Нам, конечно же, памятны те евангельские отрывки, где жены-мироносицы, придя рано на гроб видели ангелов, где Мария Магдалина узнала своего воскресшего Учителя, и где два апостола были озадачены при виде пустого гроба и свернутых погребальных пелен; все это удивительно, и видится как простая констатация факта – воскресение произошло! Но затем на фоне застывшего восторга раскрывается новый сюжет: апостол Фома, промыслительно не оказавшийся вместе с прочими апостолами, которые видели Иисуса Христа воскресшим, отказывается в это поверить.

В самом деле, хотя этот внезапный ответ апостола и породил известный эпитет – «Фома неверующий», - надо сказать, что это своего рода неверие было продиктовано наличием как раз горячей веры, которая испытывает свой предмет, оценивает, иными словами – постоянно находится с ним во внутренней взаимосвязи. Это неверие, конечно же, не имеет ничего общего с тем грубым атеизмом, что отравил жизнь не одному поколению в нашей стране, что, кстати, подчеркивает одно из песнопений вечерни, где древним автором вписаны слова «О доброе неверие Фомино!». Но что же в этом хорошего? Очевидно то, что на примере апостола Фомы показан тип той религиозности, которая формируется не бегством от трудностей, а наоборот – поиском сложных вопросов и попыткой найти на них ответы. Эти ответы и есть определенный религиозный опыт такого типа верующих. При этом надо отметить, что здесь важны не сами доказательства, а возможность «проверить» чудо, и даже «пощупать» его руками. Ведь бывает весьма очевидна жажда человека понять «механизм» чуда, проследить логический ход событий, найти ему объяснение. В этой связи получается, что это такое неверие, которое служит в сознании человека своего рода мостиком с таинственным миром. Испытание самого себя неверием - мыслительный прием, который помогает человеку рассудочно и трезво пережить шок, в который повергает его внутренняя убежденность.

Неспроста именно в этот день в Русской Православной Церкви акцентируется внимание на необходимость диалога с наукой и непосредственно с самими учеными. Позиция, согласно которой вера противоречит науке, а научное знание априори несовместимо с верой, является не совсем честной, поскольку она неявно постулирует установку, согласно которой вера – это область бездоказательных представлений. В свое время эта установка имела свою вербализованную форму в лозунге «наука доказала – Бога нет». Впрочем, доведенное таким образом до крайности противопоставление науки и веры со своей стороны свидетельствует о том, что область веры и наука – разные способы познания, и у них общая черта – выдержать определенную паузу перед тем как дать достоверный ответ, что исследуемый предмет – реальность. При этом надо отметить, что Евангелие умалчивает о том, действительно ли Фома прикасался к ранам Христовым, давая тем самым повод думать, что вид увиденного им Господа не оставил ни капли сомнений в душе этого пламенного ученика.

Нам было бы весьма полезно хотя бы на мгновение иметь подобное «неверие Фомы» чтобы представить себе окружающий мир и самих себя, если бы Христово воскресение не было бы реальностью. Ужас человеческого одиночества вновь повергает в тоску ветхозаветного мира, и именно событие уверения Фомы показывает насколько дорогим и бесценным даром может располагать человек, которого через воды купели коснулась благодать Святого Духа – дар спасительной веры в Иисуса Христа.

Иерей Дионисий Зубан.

Наверх